В начале ХХ века грузовые парусники капитулировали перед пароходами. В 1907 году португальцы торжественно, с морским парадом в присутствии королевы, затопили торпедой чайный клипер «Фермопилы», когда-то обошедший знаменитую «Катти Сарк».
К тому моменту «Фермопилы» уже довольно давно продали Португалии в качестве учебного корабля. И с того момента этот клипер назывался «Педро Нунеш».
Пароходы были надёжны, но медлительны. Они требовали частой бункеровки — погрузки угля. Для переходов по пустынным океанским просторам под Южным крестом это не годилось.
Так родились последние грузовые парусники: винджаммеры, «выжиматели ветра».
Узкий корпус с гидродинамическими обводами и прочный рангоут — всё из стали. Водоизмещение былых линейных кораблей и длина более сотни метров. Всё ради того, чтобы ловить парусами на стальных мачтах бури, губительные для деревянных судов прошлого. И в обход мыса Горн везти в Европу австралийское зерно и чилийскую селитру, нужную для удобрений и производства пороха.
Даже появление экономичных и быстрых теплоходов в течение какого-то времени не влияло на «королевское» положение парусников на океанских маршрутах крайнего юга. Чтобы не ходить «туда» вхолостую, винджаммеры захватывали в Старом Свете груз угля… и пианино с роялями. Плавный ход не вредил инструментам так, как вибрация машин пароходов.
Летающие П-лайнеры
Гамбургская компания F. Laeisz нуждалась в судах для перевозки селитры. Её владельцы превыше всего ставили скорость. Специалисты по гидродинамике Гёттингенского университета разработали для них идеальные обводы корпусов.
По традиции их суда по сей день носят названия на букву «П». Карл Лайеш, основатель компании, прозвал жену за любовь к характерным причёскам «Пуделем» — и так окрестил своё первое судно, заложив традицию.
Одними из первых F. Laeisz перешли от деревянных клиперов к стальным винджаммерам. Английские моряки оценили стремительность и надёжность «ветровыжимателей» Лайешей. Они называли их Flying P-Liner, «летающие П-лайнеры». Было за что: в 1904 году пятимачтовый «Потоси» доставил груз селитры из Чили в Англию за рекордные 57 суток.
«Потоси»
Винджаммеры ради скорости шли сквозь вечные шторма «ревущих сороковых» и «неистовых пятидесятых» широт. Немецкое качество справлялось. «Памир» оказался единственным П-лайнером, погибшим в бурю. И для этого, скажем честно, пришлось постараться.
Дефицит желающих возиться с парусами в бури компенсировался романтиками и курсантами мореходных школ, обязанными проходить практику на парусниках. Кроме того, моряков с опытом таких походов судовладельцы и капитаны отрывали с руками за хорошие деньги.
В 1905 году с гамбургских стапелей Blohm & Voss сошёл герой нашего рассказа — четырёхмачтовый стальной барк «Памир». Он стал третьей из «восьмерых сестёр» — четырёхмачтовых барков F. Laeisz.
Смена флагов
Ходить под германским флагом «Памиру» пришлось недолго. Возвращение из девятого рейса выпало на начало Первой мировой. Понимая, что до Германии не дойти, капитан привёл судно на Канары. Под защитой нейтральной Испании «Памиру» пришлось задержаться здесь на шесть лет.
В порядке репараций немецкий винджаммер отдали итальянцам — но после доставки на буксире в порт Неаполя оказалось, что экипажа на такой парусник у них нет. F. Laeisz в 1924 году выкупили и вернули на чилийскую линию стоявший без дела «Памир» и другие «П-лайнеры».
Развитие синтеза аммиака и великая депрессия поставили крест на выгодах чилийской торговли. Немецкая компания стала избавляться от парусного флота. В 1931 году «Памир» продали финскому бизнесмену Густаву Эриксону.
Финны умудрялись держаться на рынке парусных перевозок за счёт жесточайшей экономии и эксплуатации романтических чувств. Эриксон установил для своих судов «зерновые регаты»: соревнования по скоростной доставке австралийского зерна, которые часто выигрывал «Памир». А с добровольцев он умудрялся ещё и брать деньги за возможность ходить на парусниках.
Японец, который не стрелял
Третьего августа 1941 года в порту новозеландского Веллингтона «Памир» реквизировали. Британская империя ещё не объявила войну Финляндии, однако конфисковала финские суда. Над «Памиром» поднялся флаг Новой Зеландии. Команда стала смешанной, пополнившись новозеландскими моряками и курсантами. Возивший в годы войны шерсть и бараний жир в Сан-Франциско барк стал любимым судном новозеландцев и «маскотом» новозеландского флота.
Двенадцатого ноября 1944 года на пути из Пёрл-Харбора в Сан-Франциско экипаж «Памира» заметил идущую параллельным курсом подлодку. Экипаж стал готовиться к худшему и готовить спасательные лодки. Капитан подумывал таранить японца — помирать, так с музыкой. Однако подлодка отвернула в сторону и исчезла в море.
Почему? Барк с грузом был законной добычей. «Памир» встретил I-12, японскую тяжёлую подлодку дальнего радиуса действия, с ангаром для гидросамолёта и 140-мм орудием.
Прагматичная версия полагает, что сильное волнение мешало стрелять из пушки — а тратить торпеду на парусник японцы сочли излишеством.
Романтичная версия предполагает, что у капитана Канэо Кудо не поднялась рука на «Памир». Он сам ходил на паруснике курсантом. Если так, дело не в гуманизме.
«Жестокие люди сентиментальны».
Перед этим Кудо пустил на дно транспорт «Джон Джонсон» и расстрелял из пулемётов спасательные шлюпки и моряков.
Тайну своего решения японец унёс на дно. I-12 то ли была потоплена на следующий день близ Гавайев, то ли погибла в марте 1945-го у Сан-Франциско.
После войны «Памир» три года ходил под новозеландским флагом, после чего его отдали финнам. Чтобы не возвращаться вхолостую, он взял на борт 60 тысяч мешков австралийского ячменя по заказу шотландских производителей виски.
Наперегонки с прибывшим из Швеции систершипом «Пассат» «Памир» двинулся в Европу — сквозь «неистовые пятидесятые» в финальную «зерновую регату». Одиннадцатого июля 1949 года отставший от коллеги «Памир» стал последним грузовым парусником, прошедшим мимо мыса Горн.
В октябре «Памир» пришёл в Британию — и по требованию британского министерства сельского хозяйства полгода стоял как баржа в валлийском порту, в качестве продовольственного резерва.
Королевство голодало, было не до виски.
Бюрократический маразм привёл к последствиям, достойным «Монти Пайтона». После бесконечных согласований, обсуждений и проволочек трюмы открыли только в апреле 1950 года. Оттуда хлынул неудержимый поток крыс.
Разгрузка того, что ещё можно было спасти, превратилась в битву. Нужно было предотвратить проникновение затаившихся в мешках диверсантов в зернохранилища. Грызунов истребляли рабочие и волонтёры посредством лопат, собак и подручных предметов — но их число казалось бесконечным.
Убитые подсчитывались с британской пунктуальностью. К окончанию выгрузки спустя три недели подтверждённые потери крысиного воинства составили 4501 единицу. Однако барк продолжал кишеть грызунами.
В ход пошло оружие массового поражения. Барк обработали синильной кислотой. После этого на борту насчитали ещё 3395 крысиных трупов.
В Аргентину, герр капитан!
В «Густаве Эриксоне» решили, что парусники им больше не нужны. «Памир» с «Пассатом» продали бельгийцам на лом.
Однако несколько немецких судовладельцев презрели послевоенную экономию. Они решили, что парусники должны стать символом возрождающегося торгового флота Германии — и заодно школой для курсантов.
При поддержке минтранспорта ФРГ «Памир» и «Пассат» выкупили, подлатали, поставили вспомогательные движки и радиостанции — и пустили в Атлантику.
В первом плавании у «Памира» отвалился винт — но экипаж и курсанты сочли, что так романтичнее.
Барк отвёз в Бразилию груз цемента и вернулся с трюмами, полными руды.
С коммерческой выгодой было туго, о конкуренции с теплоходами речи уже не шло. Оба барка работали в минус, доведя владельцев до банкротства. Правительство и другие судовладельцы спасли последние «летающие П-лайнеры» как национальную гордость. За мыс Горн они не ходили, ограничиваясь преимущественно Аргентиной. Там хватало немцев и немецких интересов.
Путь к трагедии, или О вреде склочности и экономности
О последнем походе барка написано много, в том числе в Рунете. И даже снят фильм («Трагедия „Памира“», 2006), хотя его ругают за перевирание фактов. Увы, почти все подробности катастрофы мы знаем со слов шести выживших, среди которых не оказалось ни одного офицера или опытного моряка.
Из-за болезни штатного капитана в тот рейс на капитанский мостик встал опытный специалист по парусным походам Йоханнес Дибич. В годы войны он ходил на рейдере «Корморан», пережил его гибель и попал в плен.
Одна беда: он водил учебные парусники и не слишком разбирался в поведении сыпучих грузов.
В поход ушли 86 человек, включая 52 курсантов возрастом 16-18 лет, впервые всерьёз вышедших в море. Атмосфера не задалась. Капитан и офицеры грызлись между собой, матросов и курсантов прессовали. Судно успело заработать немало повреждений, но на ремонт денег не хватало.
В Буэнос-Айресе бастовали докеры, а компания требовала выхода в море. Ячмень загрузили своими силами, спустя рукава и неумело, оставив ему возможность ссыпаться к бортам. Часть зерна засыпали в балластные танки, хотя это нарушало нормы безопасности.
Парусники часто ходят с креном. Даже правильно размещённые в трюме сыпучие грузы могут от него ссыпаться и скапливаться на одном из бортов, что «решается» коррекцией курса и крена. Дибич, не обращая на это внимания, вёл «Памир» с креном на левый борт. Зерно ссыпалось. Особенно в балластных танках. К утру трагического дня 21 сентября 1957 года судно, шедшее к юго-западу от Азорских островов, имело постоянный крен. По разным оценкам, от 15 до 30 градусов.
Катастрофа ещё могла не состояться — но Дибич отправил радиста заниматься инвентаризацией. «Памир» понятия не имел, что идёт в ураган «Кэрри», — хотя об этом звенели на всех частотах.
Последняя парусная жертва океану
Дибич не испугался, увидев шторм прямо по курсу. Он попытался прорваться напрямик через бурю. Винджаммеры и были созданы, чтобы ловить штормовые ветра в стальной рангоут. Вот только к безалаберности при погрузке сыпучих грузов и к забиванию балластных баков их не готовили даже инженеры Blohm & Voss.
«Кэрри» оказалась свирепее штормов «неистовых пятидесятых». Удары четырнадцатиметровых волн стали повреждать переборки в трюме, усиливая осыпание. Порывы ветра скоростью 36 м/с в рвущиеся паруса, убранные только на две трети, раскачивали судно и усугубляли проблему. В 10:36 «Памир» начал передавать SOS и запрашивать помощи. К 11 часам все паруса исчезли, крен достиг 37 градусов и нарастал.
Капитан совершил последнюю ошибку. Он не решился заполнить водой балластные танки по правому борту. Ведь это повредит зерно! По некоторым свидетельствам, на борту до последнего были уверены, что винджаммер непотопляем. Остались открытыми палубные люки и двери, в них лилась вода.
Вместо того, чтобы их закрыть, некоторые фотографировались на фоне шторма.
Лишь в 11:54 капитан Дибич сообразил, что всё очень плохо и приказал радисту передать, что судно находится под угрозой гибели. Последний сигнал SOS «Памир» отправил в 12:03. Затем он лёг на левый борт, перевернулся и спустя два-три десятка минут ушёл на дно.
Гигантские волны мешали оказавшимся в воде людям залезть в шлюпки, из которых смыло запасы воды, пищи и сигнальные пистолеты. Спасжилеты неудачной конструкции не поддерживали головы выбившихся из сил над водой.
Затем ураган ушёл, но пришли акулы и жажда.
На поиски выживших 13 стран бросили 78 кораблей и судов и 11 самолётов. Спасателям удалось найти три шлюпки. В одной были пятеро истощённых, сходящих с ума курсантов. Во второй остался единственный выживший. В третьей людей не оказалось.
Вокруг плавали спасательные жилеты. Некоторые — с фрагментами тел, сожранных акулами.
Германия погрузилась в траур. Любекский морской суд постановил, что причиной трагедии стали человеческие ошибки.
Подробности и причины гибели «Памира» до сих пор вызывают среди ценителей столько же споров, сколько в России — перевал Дятлова.
По мрачной иронии, систершип «Памира» «Пассат» спустя полтора месяца тоже влетел в шторм. И едва не погиб ровно по той же причине — его чуть не опрокинул сместившийся на борт ячмень.
К счастью, члены его команды оказались профессиональнее: они заполнили водой балластные танки, выровняли крен и уцелели вместе с судном. Но больше с океанскими грузовыми перевозками рисковать никто не хотел.
От греха подальше «Пассат» списали и поставили на вечную стоянку в Любеке — где он и стоит по сей день в качестве музея и молодёжного хостела. Он — не последний из «летучих П-лайнеров». В финском Мариехамне на Аландских островах стоит «Померания», в Нью-Йорке — «Пекин»
https://www.vestnik.az/news/interesting/168593.html
Самые сливки из блога и дополнительная познавательная информация на канале https://t.me/info_jor