Подводная лодка Б-36 в операции «Кама»

Поход неведомо куда

В марте 1962 г. несколько подводных лодок 641 проекта из 211 бригады 4-й эскадры Северного флота (г. Полярный) начали готовиться к походу неведомо куда. Ходили смутные слухи о Гане и Гвинее, но никакой ясности не было. На остающиеся в Советском Союзе семьи были выписаны денежные аттестаты, а все подводные лодки 69-й бригады перебазировались в губу Сайда. «Б-36» стала нагонять остальные корабли бригады в пополнении ЗИПа и расходных материалов. Особых трудностей с пополнением ЗИПа в других боевых частях не было, но на нашу заявку в гидрографию ответили, что всё уже давно выдано на другие корабли и ничего из затребованного на складах нет.

Подводные лодки проекта 641

Из бытового технического оборудования на лодки 69-й бригады ранее предлагались даже дополнительные холодильники. Но от них пришлось отказаться, потому что холодильники «ЗИЛ» в прочный корпус подводной лодки не пролезали даже через съёмные листы для погрузки аккумуляторов. На «догоняющую» «Б-36» не хватило даже настольных электровентиляторов. Ну а кондиционеров на подводных лодках 641 проекта в те времена вообще не было. Для того чтобы спастись от жары и духоты, пришлось на один из запасных сельсинов к гирокомпасу, прикрепить вырезанный из консервной банки пропеллер и обеспечить обдув в штурманской рубке.

Хуже всего, что корабль для навигационного обеспечения не имел импульсно-фазовых приборов КПИ и КПФ, уже появившихся в ВМФ для определения места кораблей по системе «МАРШРУТ». Они позволяли в этих же целях пользоваться американскими системами «ЛОРАН», надежно работавшими в Атлантике и в местах предполагаемого базирования 69-й бригады подводных лодок. Единственно возможным способом определения места в океане оказались астрономические обсервации по звездам и солнцу, как во времена Колумба. Наличие на корабле трех хорошо подготовленных наблюдателей (два штурмана и помощник командира), проводивших обсервации одновременно, позволяло с высокой точностью получать «осредненное место». Дополнительным контролем служило хоть и менее точное, но всё равно полезное «осредненное место», полученное всеми вахтенными офицерами и командованием корабля путём обсервации по солнцу.

К сожалению, все астрономические обсервации были возможны только в надводном положении, когда это позволяла тактическая обстановка. С увеличением активности противолодочных сил ВМС США астрономические обсервации производились крайне редко и с большим риском быть обнаруженными из-за понижения скрытности. Тем не менее в течение всего похода удавалось обеспечивать необходимую точность плавания.

Впереди неизвестность

Из Сайда губы все лодки бригады совершили несколько однодневных выходов для проверки офицерами штаба готовности кораблей к походу. Изредка офицеров отпускали к семьям в Полярный, а в иное свободное время, если оно появлялось, мы ходили по сопкам и ели чернику.

В ночь на 30 сентября все четыре подводные лодки в обстановке строжайшей секретности и усиленной охраны причала в присутствии группы офицеров и генералов погрузили в торпедные аппараты по одной торпеде с ядерной боеголовкой и в придачу к ним — по одному офицеру из 6 Отдела флота в звании капитан-лейтенанта в качестве наблюдающего. Ближе к вечеру подводники 69 бригады были построены на причале около плавбазы «Дмитрий Галкин». Перед нами выступил первый заместитель Главкома ВМФ адмирал В.А.Фокин с пожеланием счастливого плаванья в порт одной из дружественных стран. При этом предупредил, что, несмотря на мирную обстановку, надо быть готовым к любому её изменению.

На вопрос В.А.Архипова о применении спецоружия, крепко выругавшись, он произнес: «Так вот, ребята, записывайте в журналы: «Применять спецоружие в следующих случаях. Первое, когда вас будут бомбить, и вы получите дырку в прочном корпусе. Второе, когда вы всплывете, и вас обстреляют, и опять же получите дырку. И третье — по приказу из Москвы!».

Сразу после построения на кораблях началось приготовление к бою, походу и погружению. В ночь на 1 октября 1962 г. «Б-З6» и остальные лодки бригады с интервалом в 30 минут стали отходить от пирса и начали переход к новому месту базирования.

Перед выходом на все подводные лодки прибыло по одной группе особого назначения (ОСНАЗ) для обеспечения ведения радиоразведки и радиоперехвата донесений иностранных противолодочных сил. Кроме того, в поход на «Б-36» пошел флагманский механик бригады капитан 2 ранга Любимов.

Идём на Кубу

После выхода из Кольского залива я обратился к командиру с вопросом, куда прокладывать курс. В ответ командир дал координаты начала и конца следующего курса и расстояние между ними. Так продолжалось до прохода Фареро-Исландского рубежа и выхода в Атлантический океан. С выходом в Атлантику по кораблю было объявлено, что мы идём на Кубу в порт Мариэль для постоянного базирования, и что на подходе к порту нас встретит кубинский торпедный катер. Проход в порт назначения предписывался не кратчайшим путём через Флоридский пролив, а через пролив Кайкос между Багамскими островами и дальше по длинному, узкому и извилистому Старому Багамскому каналу. Скрытный безаварийный проход по такому каналу представлялся, по меньшей мере, проблематичным, но с этим вопросом было решено разобраться на месте.

Уже в первые часы перехода расчёт средней скорости корабля на походе по заданным временным интервалам неприятно удивил командира. Вместо принятой на флоте средней скорости 5-6 узлов для скрытного перехода дизель-электрических подводных лодок для нас была назначена скорость 10 узлов. А если соблюдать скрытность и иметь запас времени для погружений при уклонении от противолодочных сил, то придется иметь скорость не менее 12 узлов, что в штормовом море потребует работы дизелей на полных ходах, то есть очень напряженного и неблагоприятного режима работы главных двигателей.

Штормовая погода, сопровождавшая ПЛ в Баренцевом и Норвежском морях, не покинула нас и в Северной Атлантике. Удары волн стали мощнее, особенно при вынужденной скорости 12 узлов. Появились первые потери: волны оторвали носовой аварийный буй и повредили верхнюю крышку устройства ВИПС (пусковая установка для постановки сигнальных средств и приборов РЭБ). Эти же волны во время очередного шторма придавили к ограждению рубки не увернувшегося от них вахтенного офицера капитан-лейтенанта Мухтарова и сломали ему два ребра, «освободив» его от несения вахты почти на две недели. Как написал в отчёте в политорганы замполит корабля капитан 3 ранга Сапаров, травмированного офицера Мухтарова заменил на вахте коммунист Сапаров. Между прочим, и Мухтаров был коммунистом.

Мне, как штурману, погода не давала возможность уточнить счислимое место корабля путём астрономических наблюдений, а других способов у нас в походе после отрыва от побережья Норвегии просто не было. В результате после прохода Фареро-Исландского противолодочного рубежа на всех четырёх кораблях (как выяснилось после похода) была невязка около 13-18 миль назад по курсу, что свидетельствовало о наличии Северо-Атлантического течения, которое, не имея на кораблях абсолютного лага, мы просто не знали, как учитывать.

Но в каждом явлении есть не только отрицательная, но и положительная сторона, так и в плохой погоде. Благодаря плохой погоде на всех трёх противолодочных рубежах нам не досаждала противолодочная НАТОвская авиация, что помогало почти выдерживать заданную среднюю скорость перехода.

Если разведка стран НАТО обнаружила выход бригады из Кольского залива, то они рассчитывали на наш переход со средней скоростью 5-6 узлов и запаздывали с повышением активности противолодочных сил на рубежах. В Центральной Атлантике штормов не было, да, и вероятный противник ещё не проявлял повышенной активности, что позволило проводить астрономическую обсервацию места не только в вечерние и утренние сумерки, но и групповые определения места по солнцу силами вахтенных офицеров и группой командования корабля под руководством командира.

Вскоре воздух и вода значительно потеплели. Мы вошли в субтропики. Во время ночной вахты, воспользовавшись тропическим ливнем, я с удовольствием принял душ на мостике с мылом и мочалкой.

В утренние сумерки 23 октября 1962 г. «Б-36» подошла к проливу Кайкос на расстояние 25 миль и стала готовиться к форсированию пролива в подводном положении.

Аккумуляторная батарея к этому моменту была полностью заряжена, оставалось только надёжно определить место, что и было сделано тремя наблюдателями по трём-четырём звёздам. Разведка обстановки свидетельствовала о наличии в районе пролива двух американских эсминцев, работавших радиолокаторами. Задержавшись на перископной глубине на сеанс связи, мы получили радиограмму, согласно которой «Б-36» назначалась позиция юго-восточнее пролива Кайкос, куда мы и направились прочь от пролива.

Тем временем тактическая обстановка стала резко осложняться. Активность противолодочных сил ВМС США возросла невероятно. Авиация ПЛО так часто делала облёты акватории, что «Б-36» потеряла возможность проводить полноценную зарядку аккумуляторных батарей (АБ), да и подзарядка стала весьма проблематичным мероприятием. Вскоре наши радиоразведчики перехватили сообщения об объявлении президентом США Джоном Кеннеди морской блокады Кубы и о запрете всем военным кораблям приближаться к побережью США ближе, чем на 400 миль.

Вдобавок к авиации в пределах видимости стали появляться американские эсминцы в виде парных патрулей, непрерывно работающие своими радио- и гидролокаторами. В дневное время за счет прекрасной видимости можно было на большом удалении наблюдать за действиями эсминцев при обнаружении ими любых гражданских судов. Они быстро сближались с незнакомцем и после непродолжительной задержки около судна продолжали патрулирование. Судно же ложилось на обратный курс и удалялось от Кубы.

Действия противолодочных самолётов США стали более агрессивными. Имея предположение о возможном нахождении в районе подводной цели по данным радиолокационного контакта или же по данным неизвестной нам в те времена системы гидрофонов СОСУС, американские самолёты стали уточнять место подводных лодок с помощью гидроакустических буев системы «ДЖУЛИ». В состав этой системы входили и взрывные устройства для уточнения места подлодки буями за счёт пеленгования отражения взрывной волны от её корпуса. Так как взрывы были весьма интенсивными, а с системой «ДЖУЛИ» мы тоже были незнакомы, их появление вызвало первоначально некоторую озабоченность.

Вскоре наше предположение об их назначении подтвердилось перехваченным радиодонесением с самолета о координатах подводной лодки. Они отличались от счислимых координат на десять миль. На вопрос старпома, не наши ли это координаты, я ответил уклончиво. При очередном определении места убедился, что самолет передавал точнейшие координаты «Б-36» на тот момент, и их можно было принять для дальнейшего счисления места корабля, так как точность определения места у американского самолета значительно превышала наши возможности.

Вскоре довольно сложная для нас ситуация превратилась в экстремальную. Примерно через сутки, в наступившей темноте, командир принял решение подзарядить в течение ночи порядком разряженную за день аккумуляторную батарею на перископной глубине при работе дизелей в режиме РДП (работа дизелей подводное). Мы встали под РДП и легли на курс в восточном направлении.

Спустя некоторое время я вдруг вспомнил, что перед постановкой под РДП в западном направлении наблюдалась слабая работа двух корабельных радиолокаторов, которые после поворота оказались в затенённом шахтой РДП для наблюдения в перископ кормовом секторе. Гидроакустическое наблюдение в этом секторе также невозможно, как из-за конструктивных особенностей, так и из-за грохота работающих дизелей. Учитывая возможность появления в затенённом секторе приближающихся кораблей и нахождение «Б-36» в центре позиции, я доложил командиру о времени поворота влево на 90 градусов по компасу.

Командир с этим согласился: «Правильно, нечего нам идти в сторону позиции Шумкова. На «Б-130» старые аккумуляторы, нельзя его подводить и привлекать за собой к нему противолодочные силы США». С началом циркуляции последовал тревожный доклад акустиков о появлении сильных и быстро нарастающих шумов винтов двух эсминцев. «Б-36» срочно погрузилась, но ещё до прихода на безопасную от таранного удара глубину во всех отсеках подводники услышали сильный свистящий шум работающих винтов эсминцев.

Эсминцы начали ходить вокруг «Б-36» по кругу с радиусом около 15-20 кабельтов со скоростью около 20 узлов, работая гидролокаторами на своих курсовых углах 90 градусов левого борта, двигаясь против часовой стрелки и смещая окружность, как бы набрасывая петли в сторону смещения подводной лодки из центра этого круга. Контакт поддерживался надёжно и не оставлял нам никаких шансов оторваться от слежения с нашей разряженной батареей.

Мы маневрировали на 3-4 узлах, производя апериодические изменения курса, слабо надеясь на возможное изменение обстановки или погоды. О присутствии эсминцев всё это время знал весь экипаж, прослушивая посылки гидролокаторов, которые звучно били по корпусу лодки и людским нервам, мешая отдыхать.

Примерно через сутки нас остался караулить при поддержке авиации ПЛО только эсминец радиолокационного дозора «Чарльз П. Сесил».

Приняли решение оторваться от слежения. Когда эсминец, продолжая описывать вокруг «Б-36» круги против часовой стрелки, проходил траверз лодки по правому борту, «Б-36», увеличив ход до 9 узлов, повернула ему за корму, а эсминец, продолжая циркуляцию влево, удалялся от лодки. По окончании циркуляции, обнаружив, что «Б-36» вышла из круга, эсминец бросился за ней в погоню, неминуемо сокращая траверзное расстояние. Приведя подводную лодку на траверз своего левого борта, эсминец опять начал циркуляцию влево, а «Б-36» снова повернула на 90 градусов вправо за корму эсминца, выйдя за пределы окружности, и стала быстро удаляться от эсминца, который, продолжая циркуляцию, тоже отходил от лодки, как минимум, на диаметр своей циркуляции.

К этому моменту акустики доложили командиру ПЛ «Б-36», что эсминец потерял контакт с лодкой и перешел на круговой поиск. К сожалению, командир тут же воспользовался советом грамотнейшего акустика — инструктора 69 бригады ПЛ мичмана Панкова. С акустической точки зрения он дал грамотный совет — повернуть носом на эсминец для уменьшения отражающей поверхности корпуса подводной лодки, но не учел тот фактор, что, повернув на эсминец, «Б-36» прекратит отрыв и сблизится с эсминцем, облегчив ему задачу поиска. Что в результате и произошло. Командир, доверившись авторитету мастера военного дела, не послушал возражений против такого маневра, и эсминец восстановил акустический контакт с «Б-36». Эта попытка была последней возможностью оторваться от слежения. Наша аккумуляторная батарея больше трёх узлов обеспечить не могла.

Оставалось надеяться на чудо. Но тропических чудес в виде штормов и ураганов не появлялось, погода оставалась курортной, а батарея неминуемо разряжалась.

Чтобы оттянуть приближающуюся необходимость всплытия на поверхность, командир принял решение максимально сократить расход электроэнергии вплоть до остановки гребных электродвигателей и удержания необходимой глубины с помощью откачки и приёма необходимых порций воды в уравнительную цистерну с помощью главного осушительного насоса. И вот в наступившей полутьме «Б-36» зависла без хода на глубине 70 метров.

Приглашение на всплытие

Неожиданно в центральном посту открылась кормовая переборочная дверь и через неё буквально ввалился здоровый мужчина, в полуобморочном состоянии. «Где командир?» — спросил прикомандированный к нам на поход офицер. «А что случилось?» — тревожно среагировал на запрос старпом, находящийся на командирской вахте. Показывая рукой в корму, вошедший ответил: «Там люди гибнут, нужно всплыть и дать бой!» «Ничего, некоторые спасутся», — успокоил Аркадий Копейкин. И офицер удалился в корму. Заявление о том, что в отсеках люди «гибнут», было не так уж далеко от действительности. Микроклимат в отсеках был близок к пределу возможности обитания. Температура находилась в пределах 40-65°С при высочайшей влажности, повышенном содержании углекислого газа и вредных испарений от топлива, масла, электролита в воздухе давно не вентилированных отсеков.

Покрытые потом люди постоянно носили только тапки с обрезанными задниками и разорванные на лепестки разовые трусы, как набедренные повязки из пальмовых листьев у дикарей. Пресная вода на корабле была дефицитом, но если удавалось перехватить лишний стаканчик, вода тут же выступала на коже, а человек оставался таким же разгоряченным, потным и мучимым жаждой, как и до стакана воды. Несмотря на неблагоприятную обстановку, весь экипаж безропотно выполнял свой долг. На постах, где температура приближалась к 70°С, электрики, гидроакустики даже при сокращённой продолжительности вахты вынуждены были нести её с нашатырём из-за нередких случаев потери сознания. Тем временем американскому эсминцу надоело крутиться вокруг неподвижной «Б-36» и он начал взрывать сигнальные гранаты, очевидно, приглашая нас к всплытию.

У меня был опыт прослушивания взрывов гранат, имитирующих взрывы глубинных бомб на совместных учениях «С-178» и противолодочных кораблей Камчатской военной флотилии ТОФ, но взрывы американских гранат по интенсивности не выдерживали никакого сравнения с тем, что я слышал на ТОФе. Они гулко отражались на корпусе лодки, вызывая мигание лампочек и осыпание крошек пробковой изоляции с подволоков отсеков.

Когда «Б-36» дала ход моторами, взрывы прекратились, а разрядка аккумуляторных батарей ускорилась, неизбежно приближая момент вынужденного всплытия. Наконец, этот момент наступил. На «Б-36» был продут весь главный балласт сразу, как только эсминец прошел наш траверз и оставил лодку за кормой. Одновременно началась передача на ГКП ВМФ радио о всплытии и преследовании лодки противолодочными силами США.

Прежде чем отдраить рубочный люк, пришлось через шахту вдувной вентиляции сравнять давление в отсеках с атмосферным. Это действие вызвало в отсеках шипение испаряющейся с палуб слякоти, на короткое время появление сиреневого тумана, с исчезновением которого палубы отсеков оказались совершенно сухими. Люк отдраивал помощник командира капитан-лейтенант Анатолий Андреев. Прежде чем подняться на мостик, он через рубочный люк просунул радиоантенну «Штырь» с привязанным к ней военно-морским флагом СССР, а затем вышел на мостик, держа антенну с флагом высоко над рубкой. К этому моменту «Чарльз П. Сессил» приближался к лодке с её кормовых углов. Очень низко над рубкой, чуть ли не задевая поднятый на штыре флаг, пролетел противолодочный самолёт базовой патрульной авиации ВМС США типа «Нептун».

На эсминце был поднят сигнал из четырёх флагов расцвечивания, который мы долго не могли разобрать, пока не разглядели, что такие же флаги нарисованы на его боевой рубке. Тут мы догадались, что это международные позывные эсминца, которые он поднял на мачте в качестве представления при знакомстве. Следующий сигнал из трёх флагов, поднятый эсминцем, я легко нашел в Международном трёхфлажном своде сигналов (МСС). Он означал запрос: «Что случилось? Нужна ли помощь?»

Содержание сигнала я доложил на мостик, где уже были командир и старпом «Б-36». В ответ услышал приказание командира: «Не отвечать». Вероятно, он принял мой доклад за доклад от радистов. После неоднократной передачи радио на ГКП ВМФ о вынужденном всплытии, мы получили все необходимые квитанции на радиозапросы, но никаких указаний в ответ не получали, пока не донесли об успешном отрыве от преследования и слежения.

Плаванье в сопровождении американского эсминца оказалось на редкость спокойным, и если бы не моральные терзания о проигрыше в своеобразной дуэли с ПЛС ВМС США, его можно было бы назвать даже комфортным. На «Б-36» непрерывно вентилировались отсеки, шла полноценная зарядка аккумуляторной батареи, был удалён весь мусор и испорченные продукты, на верхней палубе перебирались оставшиеся овощи, и шел ремонт отдельных механизмов. Трюмные ремонтировали верхнюю крышку устройства ВИПС, мотористы что-то делали с газоотводами дизелей, а я на мостике ремонтировал залитый водой пеленгаторный репитер.

Все, имевшие отношение к маневрированию подводной лодки, разрабатывали план предстоящего отрыва от слежения. «Б-36», продолжая зарядку аккумуляторной батареи, имела ход не более 4-х узлов. Такая малая скорость для американского эсминца была затруднительна, поэтому он постоянно маневрировал вдоль левого борта подводной лодки, не удаляясь от неё более чем на 5 кабельтов. После прохода вдоль корпуса «Б-36» параллельным курсом на траверсном расстоянии около 50 м и удалившись от неё на 5 кабельтов, эсминец поворачивал влево на обратный курс и проходил контркурсом, после чего опять ложился на параллельный курс.

Такое «деликатное» маневрирование, соответствующее высокой морской культуре, продолжалось непрерывно до самого погружения «Б-36». Действия же вертолётов и самолётов ВМС США вряд ли можно было назвать деликатными. Они периодически пролетали над лодкой на очень малых высотах, производя теле- и фотосъёмку.

Незадолго до завершения необходимых мероприятий по подготовке «Б-36» к длительному подводному плаванью представился, как нам показалось, удобный случай для погружения и отрыва от слежения. В сумерках показалось судно, судя по огням, танкер. Когда танкер подошёл к нам на одну милю, эсминец направился к нему. Памятуя, каким не простым процессом в советском ВМФ являлась приёмка топлива в море на ходу, командир дал команду «Приготовиться к погружению». К нашему изумлению эсминец отошел от танкера, а радиоразведка перехватила его донесение на берег о передаче с танкера на лодку 150 тонн топлива. Закончив все работы, для выполнения которых необходимо было находиться в надводном положении, экипаж «Б-36» встал перед необходимостью осуществить отрыв от слежения. К этому моменту предпосылки к успешному отрыву значительно возросли. В отсеках установился нормальный микроклимат, всё, что требовало неотложного ремонта, было отремонтировано. После ремонта верхней крышки устройства ВИПС лодка получила возможность погружаться до рабочей глубины 240 м, а корабельные гидроакустики — выстреливать устройства помех. Полностью заряженная аккумуляторная батарея позволяла использовать весь диапазон скоростей подводной лодки.

Отрыв от слежения

Но главным фактором успеха в отрыве от слежения стало решение командира корабля капитана 2 ранга Дубивко А.Ф. применить технический приём подавления гидролокатора эсминца, предложенный мичманом Панковым. Во время всего совместного плаванья с ПЛ эсминец непрерывно работал радиолокатором и гидролокатором. Определив частоту работы гидролокатора, Панков заметил, что она лежит в диапазоне частот нашей станции гидроакустической связи «Свияга» и предложил настроить её на частоту гидролокатора эсминца, чтобы в нужный момент сделать его бесполезным с помощью непрерывного направленного сигнала «Свияги». Успешность маневра отрыва превзошла все ожидания. Практически с момента погружения «Б-36» эсминец не смог ни на минуту установить с ней гидроакустический контакт.

Маневр был начат, когда эсминец, следуя параллельным курсом, ушел на 2-3 кабельтова вперёд. Лодка экстренно погрузилась на ходу в 12 узлов, пересекая кильватерную струю эсминца, выставила на глубине 60 метров из устройства ВИПС имитационный патрон, создавший из пузырьков облако, имитирующее для гидролокатора корпус подводной лодки. Продолжая погружение до глубины 200 метров, привела эсминец за корму и стала быстро удаляться. Когда эсминец начинал работать в сторону лодки гидролокатором, наши акустики «Б-36» «Свиягой» подавляли его работу, и эсминец был вынужден выключать свой гидролокатор. При третьем включении гидролокатор эсминца стал работать в круговом поиске. Но он был достаточно далеко и уже не опасен для лодки, поэтому мы решили ему не мешать и продолжили увеличивать дистанцию. Я был озабочен необходимостью как можно быстрей увеличить отрыв. Убедившись, что «Б-36» отошла от места погружения не менее чем на 12 миль, я доложил командиру об этом расстоянии и высказал предположение о возможности сбавить скорость с целью экономии заряда аккумуляторной батареи.

С этого момента никаких встреч с кораблями ВМС США у «Б-36» до конца похода не было. Об отрыве от слежения было немедленно доложено на ГКП ВМФ, и получена квитанция о приёме нашего донесения. Через короткое время пришли указания по связи. Командир ждал радио с указанием наших дальнейших действий. И только спустя более суток, получив очередную служебную радиограмму, шифровальщик заявил, что, судя по его показательным группам, радисты пропустили одну радиограмму. Оказалось, что второе радио с той же показательной для радистов группой, что и радио с указаниями по связи, они приняли за повтор первого радио и не передали его шифровальщику, а отправили в корзину. Таким образом, по вине передающего радиоцентра в Москве ПЛ «Б-36» более суток оставалась без управления с ГКП. В извлеченной из корзины радиограмме «Б-36» назначалась новая позиция в пятистах милях северо-восточнее нашего местонахождения, куда мы уже опаздывали. Пришлось всплыть и полным ходом выполнять полученное приказание. К общему удивлению и удовольствию первые 400 миль этого перехода проходили при полном отсутствии противодействия со стороны противолодочных сил противника.

В районе позиций, назначенных подводным лодкам 69-й бригады, наша радиоразведка зафиксировала наличие американского вертолётоносца «Тетис-Бей» с кораблями охранения и усиленное патрулирование района силами базовой противолодочной авиации. С приближением к своей позиции на 50-40 миль, мы прочувствовали их противодействие сполна. О надводном положении не могло быть и речи из-за непрекращающихся сигналов самолётных и корабельных радиолокаторов.

У офицеров корабля возникло предположение, что такая своевременная концентрация противолодочных сил в районах позиций наших подводных лодок, невозможна без наличия шпиона в системе управления силами ВМФ СССР. И хотя многое объяснилось работой системы «СОСУС», о существовании которой в том походе мы ещё не знали, эти предположения полностью не развеялись. Если был Пеньковский, могли быть и другие, ему подобные.

В новом позиционном районе

После занятия заданной позиции нас подстерегала ещё одна неприятность. 7 ноября при попытке запустить левый дизель для работы на винт под РДП (работа дизеля под водой) в результате гидравлического удара из-за попадания забортной воды в его цилиндры дизель был выведен из строя. В правом дизеле во всех цилиндрах тоже оказалась вода.

До выполнения трудоёмких в походных условиях работ по вскрытию крышек и осмотру всех цилиндров с выяснением причин попадания в них воды, оба дизеля были не работоспособны. В распоряжении командира лодки оставался только средний дизель, не приспособленный к работе под РДП. Длительное пребывание «Б-36» на позиции грозило полной разрядкой аккумуляторной батареи и неминуемым повторным всплытием среди противолодочных сил ВМС США. В этой обстановке командир принял единственно правильное решение приступить к вводу в строй правого дизеля, для чего на время работ выйти из района на 60 миль, с тем, чтобы по окончании работ вернуться в заданную позицию.

Удалившись из района на 60 миль, мы обнаружили сравнительно спокойную обстановку, позволявшую ночью находиться в надводном положении без хода, в дрейфе, а днём — в подводном положении. Ещё до окончания ревизии правого дизеля мы получили команду на возвращение в Сайда губу. Возвращение проходило в спокойной обстановке. Противолодочные силы вероятного противника отдыхали после разрешения Карибского кризиса, да, и погода была неблагоприятной для интенсивных полётов авиации НАТО.

Возвращение в базу

Море изматывало нас качкой, а меня — штурмана невозможностью надёжно определить место корабля в связи с ненастной погодой без солнца и звёзд.

Практически весь переход был совершён в надводном положении. Вначале командир принял решение возвращаться под РДП, но после того как вахтенные офицеры пару раз показали ему обнаруженные в кормовом секторе неизвестные суда, которые не слышали акустики, командир изменил решение, и лодка всплыла в надводное положение. В штормовом море надводное положение более надёжно обеспечивало безопасность корабля. Осталась забота о расходе топлива, которого, по всем предположениям, до родной базы могло не хватить.

Для меня эта забота стоила самой большой невязки при определении места в океане за всю девятилетнюю службу на штурманских должностях. Перед определением места двое суток надо мной с логарифмической линейкой стоял флагманский механик 69-й бригады капитан 2 ранга Любимов. Он сверял замеряемый расход топлива и сравнивал его с пройденным лодкой расстоянием. По результатам замеров принималось решение о запросе помощи в виде танкера для дозаправки. Из-за заниженных показаний скорости по гидравлическим лагам при определении места, невязка составила 67 миль вперёд по курсу, что свидетельствовало о фактической скорости корабля 5,4 узла. На берег было отправлено радио о необходимости пополнения топлива, которого действительно не хватало. Кто-то предложил остатки топлива, смешанного морской качкой в балластных цистернах с водой, перекачивать в расходный топливный бачок, из которого сливать отстоявшуюся воду и добавлять в бачок моторное масло. На этой смеси «Б-36» вошла в Баренцево море, а в Кольский залив пришлось входить на моторах за счёт аккумуляторной батареи.

Танкер встретил нас в Норвежском море, но шторм не представил никакой возможности принять от него топливо.

Примечательным событием при возвращении стало для меня присутствие на мостике при попытке мотористов осмотреть трубопроводы дизелей в кормовой надстройке лодки.

Моторист, надёжно обвязанный бросательным концом, вышел на осмотр трубопроводов в сопровождении страхующего матроса. Дойдя до середины кормовой надстройки, он был смыт за борт волной. К счастью, следующая волна, благодаря бросательному концу, вернула его обратно. Операция осмотра трубопроводов была немедленно прекращена.

Встреча в Сайда губе

Как штурмана меня порадовала работоспособность антенны Рамка, несмотря на то, что ещё в Саргассовом море она была залита морской водой. Эта антенна позволила уверенно привязаться к берегу по норвежским радиомаякам с полученной невязкой 7 миль.

Наше возвращение с похода в Сайда губу торжественным не назовёшь. После швартовки запомнился только один встречающий — кто-то из инженерно-механической службы, поинтересовавшийся, все ли дизели на «Б-36» в строю. Получив ответ, что один дизель сломан, он безнадёжно махнул на лодку рукой и удалился.

Из рассказов очевидцев разбор похода на 4-й эскадре был довольно странным. Офицеров групп командования подводных лодок эскадры предупредили, чтобы докладчика — представителя вышестоящего штаба не перебивали и вопросов не задавали. В докладе командиры кораблей 69-бригады обвинялись во всех смертных грехах. Не зная истинного положения дел, слушатели молчали, но когда докладчик обвинил командиров в том, что они всплывали при достаточно высокой плотности электролита 1,050 в аккумуляторных батареях, по залу пронеслись возгласы недоумения, так как каждому подводнику известно, что ниже этого значения плотность просто быть не может. Раздался окрик «Не перебивать», докладчик дочитал доклад и быстро удалился.

При разборе у замминистра обороны маршала А.А.Гречко, по воспоминаниям присутствующих, странностей было ещё больше. Оказалось, что, критикуя действия командиров 69-й бригады, маршал Гречко был уверен, что они командовали атомными подводными лодками, и никак не мог понять, почему они всплывали для зарядки аккумуляторных батарей. Узнав, что к всплывшим подводным лодкам американские эсминцы приближались до 50 м, маршал спросил, почему подводники не закидали их гранатами. Когда же он понял, что в мирных условиях всплытие было неизбежно, сказал, что он «лучше бы утонул, чем так позориться».

Для объяснения поведения командиров ПЛ важен фон, на котором требовалось принимать решения. ПЛ имели неустойчивую радиосвязь с ЦКП ВМФ. О развивающихся событиях они узнавали из отрывочных перехватов сообщений широковещательных станций США. Из этих сведений они делали вывод, что обстановка напряженная, но что дело находилось на грани войны, узнали только в базе, когда член ВС Северного флота вице-адмирал Сизов, на встрече с подводниками 69 БПЛ, сказал: «А мы вас живыми и не ждали».

В итоге всё закончилось благополучно. Участников похода не наказали.